gh
stringlengths
1
623
ru
stringlengths
1
501
— Цхьа ди кхы даьккхадаларе тӀехьа хургдар! — аьлар Рикки-Тикке шийна фуашка хьаьрча а хьаьрча доахка зӀамига кобраш бӀаргадайча.
— Ещё день, и было бы поздно! — сказал Рикки-Тикки, так как он увидел, что внутри кожуры лежали, свернувшись, крошечные кобры.
Цунна ховра фуашкара уж арадайннача минуте царех моллагӀчун саг ве а, мангуст де а йиш йолга.
Он знал, что с той самой минуты, как они вылупятся из яйца, каждая может убить человека и мангуста.
Рикки чехка доладелар фуаш доха а деш цар чура кӀоригаш йоае, ца ховш а фуъ дисар кхераш из хаьс охкар цо массанахьар а.
Он принялся быстро-быстро надкусывать верхушки яиц, стараясь прихватить змеёнышей, и в то же время не забывал раскапывать гряду то там, то здесь, чтобы не пропустить какого-нибудь яйца незамеченным.
Доха ца деш юхедисаь кхо фуъ дар, Рикки-Тикки гӀаддаха делаш дар Дарзе сесага цунга цӀогӀа техача:
Осталось всего три яйца, и Рикки-Тикки начал уже хихикать от радости, когда жена Дарзи закричала ему:
— Рикки-Тикки, аз Нагайна Ӏехабаь цӀенна юха хьатӀа а боалабаь, йз ийча такхаь дӀачу а бахаб.
— Рикки-Тикки, я заманила Нагайну к дому, и Нагайна поползла на веранду!
Чехка, чехка!
О, скорее, скорее!
Саг ве уйла йолаш ба из!
Она замышляет убийство!
Рикки-Тикки кхы а ши фуъ доха а даь, юхедисаь цаӀ цергашта юкъе а делла дӀадедар ийченгахьа.
Рикки-Тикки надкусил еще два яйца, а третье взял в зубы и помчался к веранде.
Теддии, цун нанеи, даи дагӀар ийча Ӏуйрина хӀама даа аьнна Ӏохайша.
Тедди, его мать и отец сидели на веранде за завтраком.
Рикки-Тиккена хайра цар хӀама диаь доацилга.
Но Рикки-Тикки заметил, что они ничего не ели.
Уж багӀар дӀадаха бесаш а долаш, кхертӀой мо мара дӀай-хьай а ца хьовш.
Они сидели неподвижно, как каменные, и лица у них были белые.
Тедди гӀандана дукха гаьна боаццаш, муша аьрга тӀа, чӀорак санна хьувзар Нагайна.
А на циновке у самого Теддиного стула извивалась кольцами Нагайна.
Хьашт долчча хана Тедди берзанча кога церг тоха йиш йолаш селла юхе дӀатӀа а бахабар из.
Она подползла так близко, что могла во всякое время ужалить голую ногу Тедди.
Масса а йолча оагӀорахьа эга а эгаш, толана илли доахар цо.
Раскачиваясь в разные стороны, она пела победную песню:
— Наг бийнача Воккхача Сага во! — яхаш шок еттар цо, — сабарде кӀеззига, дӀай-хьай а ца хьувш вагӀа.
— Сын Большого Человека, убившего Нага, — шипела она, — подожди немного, сиди и не двигайся.
Со хӀанз а кийчбеннабац.
Я ещё не готова.
Кхоккхе а гӀараш ца еш дагӀалаш.
И вы все трое сидите потише.
Шо дӀай-хьай хьойя аз дохьаж тохаргда Теддена.
Если вы шевельнётесь, я ужалю его.
Шо дӀай-хьай ца хьойя а тохаргья аз.
Если вы не шевельнетесь, я тоже ужалю.
Ма Ӏовдала нах ба-кх Наг бийнараш.
О глупые люди, убившие Нага!
Тедди бӀарг тӀера ца боаккхаш бӀарахьежар даьна, даьна магацар шорттига мара чӀоагӀа йист хинна ала:
Тедди не отрываясь впился глазами в отца, а отец только и мог прошептать:
— ДӀай-хьай а ца хьувш таккхалча вагӀалахь Тедди.
— Сиди и не двигайся, Тедди.
Таккхалча вагӀалахь!
Сиди и не двигайся!
Циггача хьатӀа а дена Рикки-Тикке цӀогӀа техар:
Тут подбежал Рикки-Тикки и крикнул:
— Хьаберза согахьа, Нагайна, хьаберза латаргда вай!
— Повернись ко мне, Нагайна, повернись и давай сражаться!
— Шедар ший ханнахьа! — яхаш жоп телар Нагайнас Рикки-Тиккегахьа юха а ца хьожаш.
— Всё в своё время! — отвечала она, не глядя на Рикки-Тикки.
— Хьоца тӀехьагӀ нийслургба со.
— С тобой я расквитаюсь потом.
ХӀанз дӀахьажал хьай дикача новкъосташкахьа.
А покуда погляди на своих милых друзей.
Мишта сатийна багӀа уж, ма кӀай я цар юхьмараж!
Как они притихли и какие у них белые лица.
Уж кхерабеннаб, дӀай-хьай хьа денал а дац цар.
Они испугались, они не смеют шелохнуться.
Нагахь санна цхьа ког Ӏа хьатӀабоаккхе аз дохьаж тохаргда хьона.
И если ты сделаешь хоть один шаг, я ужалю.
— Хьай кӀоригашка хьажал, — аьлар Рикки-Тикке, — карт йолча пастай хаьса тӀа.
— Погляди на своих змеёнышей, — сказал Рикки-Тикки, — там, у забора, на дынной гряде.
ГӀо а гӀойя хьажа царех фу хиннад.
Ступай и погляди, что сталось с ними.
БӀехал оагӀора дӀахьажача ийча улла фуъ бӀаргадайра цунна.
Змея глянула вбок и увидела на веранде яйцо.
— О, хьада из сога! — аьнна цӀогӀа техар цо.
— О! Дай его мне! — закричала она.
Рикки-Тикке ший шин кога юкъе Ӏодиллар фуъ, бӀаргаш дар цун цӀий мо цӀе.
Рикки-Тикки положил яйцо между передними лапами, и глаза у него были красны, как кровь.
— Мел мах хурба бӀехала фуа?
— А какой выкуп за змеиное яйцо?
ЗӀамигача кобри?
За маленькую кобру?
Паччахьа йиӀа-кобри?
За кобру-царевну?
ЦаӀ мара йоацача?
За самую, самую последнюю в роде?
Вожаш пастай хаьса тӀа зунгаташа юаш латт.
Остальных уже пожирают на дынной гряде муравьи.
Нагайна юхабийрзар Рикки-Тиккегахьа.
Нагайна повернулась к Рикки-Тикки.
Цу фуо бицбаьбар из доллача хӀамах, Рикки-Тиккена бӀаргадайра Тедди ший дас кулг тӀа а дихьаь, белажгара хьа а лаьца, истола тӀа латтача чай молача кадашта тӀагӀолла тӀехвоаккхаш, бӀехало церг тохаргйоацача гӀолла.
Яйцо заставило её позабыть обо всем, и Рикки-Тикки видел, как Теддин отец протянул большую руку, схватил Тедди за плечо и протащил его по столу, уставленному чайными чашками, в такое место, где змея не достанет его.
— Ӏехабир! Ӏехабир! Ӏехабир! Рикк-чк-чк! — яхаш футтар бора из Рикки-Тикке.
— Обманул! Обманул! Обманул! Рикк-чк-чк! — дразнил её Рикки-Тикки.
— КӀаьнк висар хӀама ца хулаш, — аз, аз, аз сийсара бус лаьцар хьа Наг фоартана юххе гӀолла… дӀа ванна йолча цӀагӀара… иштта!
— Мальчик остался цел, — а я, я, я нынче ночью схватил твоего Нага за шиворот… там, там, в ванной комнате… да!
Биъэ а когаца, уж вӀашка а дахкаь, цу сахьате кхувсадала доладелар Рикки, кортилг лаьтта Ӏо а теӀабеш.
Тут он начал прыгать вверх и вниз всеми четырьмя лапами сразу, сложив их в один пучок и прижимаясь головой к полу.
— Нага дӀай-хьай кхувсар со масса а оагӀорахьа, хӀаьта а со тӀера дӀакхосса маганзар.
— Наг размахивал мной во все стороны, но не мог стряхнуть меня прочь!
Воккхача Саго гӀажаца из шиъ боаккхача хана дийна бацар из.
Он уже был неживой, когда Большой Человек расшиб его палкой надвое.
Из бийнар со дар, Рикки-Тикки-чк-чк!
Убил его я, Рикки-Тикки-чк-чк!
Арабала Нагайна!
Выходи же, Нагайна!
Арабала, сох лата а лата.
Выходи и сразись со мною.
Жерал деш дукха леларгбац хьо!
Тебе недолго оставаться вдовой!
Нагайна хайра Тедди шийна велургвоацилга, Рикки-Тикке шин кога юкъе улла фуъ а а бӀаргадайра цунна.
Нагайна увидела, что Тедди ей уже не убить, а яйцо лежит у Рикки-Тикки между лапами.
— Хьада сона фуъ, Рикки-Тикки!
— Отдай мне яйцо, Рикки-Тикки!
Хьада са цаӀ мара доаца фуъ со дӀа а гӀоргба, кхы вӀалла юха а боагӀаргбацар со, — аьлар цо.
Отдай мне мое последнее яйцо, и я уйду и не вернусь никогда, — сказала она, опуская свой капюшон.
— Хьо гӀорг а ба, юха а боагӀаргбац Нагайна, хӀана аьлча дукха ха ялалехь Нагийна юххе нувхаш тӀа хьо алла безандаь.
— Да, ты уйдешь и никогда не вернёшься, Нагайна, потому что тебе скоро лежать рядом с твоим Нагом на мусорной куче.
<…>
Скорее же сражайся со мной!
Воккха Саг топ я вахав.
Большой Человек уже пошёл за ружьём.
Лата сох Нагайна.
Сражайся же со мною, Нагайна!
Рикки-Тикки лелар Нагийна гоннахьа гӀолла из тӀакхоачаргбоацаш, цун зӀамига ши бӀарг бар цӀе товнилгаш санна.
Рикки-Тикки егозил вокруг Нагайны на таком расстоянии, чтобы она не могла его тронуть, и его маленькие глазки были как раскалённые угли.
Нагайна гурмат хинна хьаьрча а хьарча ший низ мелб чӀоагӀа тӀакхоссабелар цунна.
Нагайна свернулась в клубок, и что есть силы налетела на него.
Из урагӀ а кхоссабенна тӀехьашкахьа даьлар.
А он отскочил вверх — и назад.
Цкъа а, шозза а, кхозза а тӀакхоссабелар из, хӀара из массаза кхоссалу ма бодда муша аьргана ӀотӀакхетар цун корта, тӀаккха юха а сахьатах доалла пуржин санна хьарчар из.
Снова, и снова, и снова повторялись её нападения, и всякий раз её голова хлопала с размаху о циновку, и она снова свертывалась, как часовая пружина.
Рикки-Тикке гонахь гӀолла го боахар тӀехьашкахьара тӀакхачар гӀоне, Нагайна юхахьувзар цун бата тӀа бат оттийтар гӀоне, — цудухьа цун цӀого тата дора цу аьрга тӀа, Ӏалийга докъаденна гӀанаш михо дӀакхухьаш санна.
Рикки-Тикки плясал по кругу, желая обойти её сзади, но Нагайна всякий раз поворачивалась, чтобы встретить его лицом к лицу, и оттого её хвост шуршал на циновке, как сухие листья, гонимые ветром.
Цунна фуъ дицденнадар.
Он забыл про яйцо.
Фуъ уллар ийча, Нагайна геттара юхе гӀертар цунна.
Оно все ещё лежало на веранде, и Нагайна подкрадывалась к нему ближе и ближе.
Юххера а, Рикки салаӀа аьнна сецача, из фуъ бага а делла ийчен тӀара Ӏовоалача лоаме тӀа гӀолла ӀокӀал а баьнна, беша гӀолла бодача новкъа дӀабедар топ мо чехка.
И наконец, когда Рикки остановился, чтобы перевести дух, она подхватила яйцо и, скользнув со ступеней веранды, понеслась как стрела по дорожке.
Рикки-Тикки цунна тӀехьа дедар.
Рикки-Тикки — за нею.
Кобр, баларах кхерабенна бедача, говрашта тохача хана шод санна сетташ бода из.
Когда кобра убегает от смерти, она делает такие извивы, как хлыст, которым стегают лошадиную шею.
Рикки-Тиккена ховра нагахь санна цунна тӀехьа ца кхийча юха оарц доахаргдолга.
Рикки-Тикки знал, что он должен настигнуть её, иначе все тревоги начнутся опять.
БӀехал бодар тернови кӀотарг йолчахьа, листача баьцалла чуэккха дагахь, Рикки-Тиккена юхе гӀолла тӀехъэккхаш хезар — хӀанз а Дарзе доаха ший Ӏовдала толама илли.
Она неслась к терновнику, чтобы юркнуть в густую траву, и Рикки-Тикки, пробегая, услышал, что Дарзи всё ещё распевает свою глупую победную песню.
Дарзе сесаг хьаькъал долашагӀ яр.
Но жена Дарзи была умнее его.
Из бӀенара ара а иккха Нагайна керта тӀа гӀолла ткъамаш техар.
Она вылетела из гнезда и захлопала крыльями над головой Нагайны.
Цунца Дарзи а дена даларе юхаберзабича мегар цар Нагайна.
Если бы Дарзи прилетел ей на помощь, они, может быть, заставили бы кобру свернуть.
Ший сайса фоарт южа а яь Нагайна духхьал дӀаболабелар.
Теперь же Нагайна только чуть-чуть опустила свой капюшон и продолжала ползти напрямик.
<…>
Но эта легкая заминка приблизила к ней Рикки-Тикки.
ХӀа аьнна Нагайне шеи Наги бахача Ӏурга чу Ӏочуэккхашехь а тӀакхаьчача Рикке ший кӀай цергаш яхийтар Нагайни цӀогах, тӀаккха цунна тӀеххьа Ӏурга чу Ӏочу а дахар, е доккха а е зӀамига а мангуст духьаргдацар кобрайна тӀеххьа Ӏурга чу даха.
Когда она шмыгнула в нору, где жили она и Наг, белые зубы Рикки вцепились ей в хвост, и Рикки протиснулся туда вслед за нею, а, право, не всякий мангуст, даже самый умный и старый, решится последовать за коброй в нору.
Къорга чу баьде яр, Риккена ха а хацар из къорг шера мичахьара лургья, Нагайни, юха а дийрза, укханна церг тоха йиш хургйолаш.
В норе было темно, и Рикки-Тикки не мог угадать, где она расширится настолько, что Нагайна повернется и ужалит его.
Цудухьа даггара цергаш а ехка цун цӀогах, биъэ ког дӀа а гӀортабаь тӀаьда а долаш дӀайхача лаьттах юхагӀертар Рикки.
Поэтому он яростно впился в её хвост и, действуя лапками, как тормозами, изо всех сил упирался в покатую, мокрую, тёплую землю.
Дукха ха ялалехьа Ӏурга йистера буц сецар ца эгаш, Дарзе тӀаккха аьлар:
Вскоре трава перестала качаться у входа в нору, и Дарзи сказал:
— ДӀадаьлар Рикки-Тикки.
— Пропал Рикки-Тикки!
ХӀанз вай даккха деза цунна саг дӀаволлаш доаккха илли.
Мы должны спеть ему похоронную песню.
Цхьанна а хӀамах ца кхераш хинна Рикки-Тикки дӀадаьннад.
Бесстрашный Рикки-Тикки погиб.
Ший къорга чу Нагайнас дувргда из.
Нагайна убьёт его в своем подземелье.
Цунах вӀалла шеквоалилга а даллац.
В этом нет никакого сомнения.
ТӀаккха гӀайгӀане илли даьккхар цо, цу сахьате циггача вӀаштӀехьа а даьккха, хӀа аьнна из эггара гӀайгӀанегӀ йолча моттиге кхаьчача Ӏурга йистера юха а, — буц оагаелар, цигара астаро доа а даь, ший мекхах мотт а хьекхаш арадаьлар Рикки-Тикки.
И он запел очень печальную песню, которую сочинил в тот же миг, но, едва он дошёл до самого грустного места, трава над норой зашевелилась опять, и оттуда, весь покрытый грязью, выкарабкался, облизывая усы, Рикки-Тикки.
Дарзе шортта цӀогӀа а хьакхаь соцадир ший илли.
Дарзи вскрикнул негромко и прекратил свою песню.
Рикки-Тикке оага а денна шийна тӀера дом дӀабаьккхар, Ӏиршинг а даьлар цунна.
Рикки-Тикки стряхнул с себя пыль и чихнул.
Деррига дӀадаьннад, — аьлар цо.
— Всё кончено, — сказал он.
— Жеро вӀалла араяргьяц цу чура.
— Вдова никогда уже не выйдет оттуда.
Баьцалла дахаш хинна зунгатий, Ӏурга чу Ӏочуаха доладелар, цо дувцар бакъ дий хьажа.
И красные муравьи, что живут между стеблями трав, стали спускаться в нору друг за другом, чтобы разведать, правду ли он говорит.
Рикки-Тикки хьаьрча а хьаьрча Ӏодижар, циггача баьца тӀара дӀа-юха ца доалаш наб йир цо сарралца, хӀана аьлча чӀоагӀа тӀом бар цу цо дийнахь баьр.
Рикки-Тикки свернулся клубком и тут же, в траве, не сходя с места, заснул — и спал, и спал, и спал до самого вечера, потому что нелегка была его работа в тот день.
Ше тхьайсачара сомадаьлча аьлар цо:
А когда он пробудился от сна, он сказал:
— ХӀанз чугӀоргда со!
— Теперь я пойду домой.
Ӏа, Дарзи, дӀаалалахь кузнецага, цо дӀакхайкоргда ерригача беша Нагайна беннилга.
Ты, Дарзи, сообщи кузнецу, а он сообщит всему саду, что Нагайна уже умерла.
Кузнец яхар оалхазар да.
Кузнец — это птица.
Цун цӀогӀа да, гон тӀаеттача цӀаста тазо деча таташта тара.
Звуки, которые она производит, совсем как удары молоточка по медному тазу.
ХӀана аьлча, хӀара индусий бешара сатем боабеш долча оалхазара тара оалхазар да из, цунга ладувгӀа безам болчунга дӀа а хойт цо моллагӀа керда хӀама.
Это потому, что она служит глашатаем в каждом индийском саду и сообщает новости всякому, кто желает слушать её.
Беша гӀолла боагӀача наькъа тӀа гӀолла драгӀача Рикки-Тиккена хезар цо хьалхагӀ деш дола тата — тазах хӀама етташ санна.
Идя по садовой дорожке, Рикки-Тикки услыхал её первую трель, как удары в крошечный обеденный гонг.
Цо йоахар: «ГӀараш а ца еш ладувгӀа!»
Это значило: «Молчите и слушайте!»