Datasets:

parchiev

/

ingush-russian

like 1

Цул тӀехьагӀ чӀоагӀа аьлар:

А потом громко и твердо:

— Динг-донг-ток! Наг беннаб! Донг! Нагайна беннаб! Динг-донг-ток!

— Динг-донг-ток! Наг умер! Донг! Нагайна умерла! Динг-донг-ток!

Цу сахьате массадолча оалхазараша иллеш доладир, пхьидаш а йолаелар Ӏеха, хӀана аьлча пхьидаш а оалхазараш а дуар Нагаси Нагайнаси.

И тотчас же все птицы в саду запели и все лягушки заквакали, потому что Наг и Нагайна пожирали и птиц и лягушек.

Рикки цӀен юхе кхаьчача гӀолла Тедди нанеи (из хӀанз а яр босбаха) Тедди даи белха а гӀерташ тӀабеттабелар цунна.

Когда Рикки приблизился к дому, Тедди, и Теддина мать (она все ещё была очень бледна), и Теддин отец бросились ему навстречу и чуть не заплакали.

Цу бус дуарг мел дола хӀама делар цунна, из дуаргдолаш а дар кхы даа мегаьдаларе, кхы даа маганзар, Ӏодувша ха хьатӀаэттача Теддеца цун белаж тӀа а хайна Ӏочудахар из цун метта Ӏодижа.

В этот вечер ему надавали столько всякой еды, что он и ел бы больше, да не мог, а когда настало время спать, он уселся на Теддино плечо и отправился в постель вместе с ним.

Ха яхача хана, Теддийга хьажа енача нанна бӀаргадайра цига дагӀаш дола Рикки-Тикки.

Там увидела его Теддина мать, придя проведать сына поздно вечером.

— Ер да вай кӀалхара даьхар! — аьлар цо маьрага.

— Это наш спаситель! — сказала она мужу.

— Уйла елахь: укхо кӀалхараваьккхар-кх Тедди, со, хьо.

— Подумай только: он спас и Тедди, и тебя, и меня.

Рикки-Тикки цу сахьате сома даьлар, ше сома доаллашехь а урагӀкхоссаделар из, хӀана аьлча мангусташа саькхдаьлча санна ю наб.

Рикки-Тикки тотчас же проснулся и даже подпрыгнул, потому что сон у мангустов очень чуткий.

ХӀа, шу дар уж! — аьлар цо.

— А, это вы! — сказал он.

— Сенах кхера деза шун хӀанз: дийна цхьаккха а кобр мича бисаб, бисача а со ма дий укхаз.

— Чего же вам ещё беспокоиться: ни одной кобры не осталось в живых, а если бы они и остались — ведь я тут.

Рикки-Тикки кура хила йиш йолаш дар.

Рикки-Тикки имел право гордиться собою.

Цунах доккхал ца деш ше бакъ долаш дола мангуст хиларца лорайора цо из беш цергашцеи мӀарашцей кхоссадаларцеи, — хӀаьта цудухьа карт хоадаяь хьачубала бухьаш цхьаккха кобр а бацар.

Но всё же он не слишком заважничал и, как истый мангуст, охранял этот сад и зубом, и когтем, и прыжком, и наскоком, так что ни одна кобра не смела сунуться сюда через ограду.

И. С. Тургенев Муму *

И. С. Тургенев Муму

Москвен цхьан йисттерча улица тӀа, шозза вӀаштӀара даьча, гоамъенна уйче йолча кӀайча цӀеношка яхаш дуккха чулелаш нах а болаш барыня — жеро яр.

В одной из отдаленных улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом, жила некогда барыня, вдова, окруженная многочисленною дворней.

Къонгаш Петербурге гӀулакхе бар цун, маьхкарий маьре бахабар, наггахьа мара цӀагӀара араяьнна дӀа-са йодацар из, хӀаьта ший цӀаьрмата а сагота а йола къоанал дӀахьош тӀеххьара шераш дунен тӀа доахаш а яр из.

Сыновья ее служили в Петербурге, дочери вышли замуж; она выезжала редко и уединенно доживала последние годы своей скупой и скучающей старости.

Цун безаме а сакъердаме а доаца ди тхьоврехь а дӀадаьннад; хӀаьта цун сайра а бийсал баьдегӀа яр.

День ее, нерадостный и ненастный, давно прошел; но и вечер ее был чернее ночи.

Берригача цун чулелача нахах эргаш вола саг вар дворник Герасим, ши эрши шийтта виршоки дегӀ дола маӀасаг, низ болаш вола, Ӏовешшехьа а къора а меттаза а хинна.

Из числа всей ее челяди самым замечательным лицом был дворник Герасим, мужчина двенадцати вершков роста, сложенный богатырем и глухонемой от рожденья.

Барыняс юртара воалаваьвар из, вежарех къаьста а къаьста ше цхьаь зӀамигача цӀагӀа вахаш волчара, хӀаьта шоай лаьттан дакъа а долаш бахача мужгешта юкъе эггара дикагӀа лоархӀаш а вар из.

Барыня взяла его из деревни, где он жил один, в небольшой избушке, отдельно от братьев, и считался едва ли не самым исправным тягловым мужиком.

ЧӀоагӀа низ болча цо вианена хьалхара бора болх, — балхаца къувсар цун кулгаша, сакъердам бар цунна бӀарахьежаш йоккха кулга бедалаш нохара тӀа а теӀаеш оахам деча хана, говра новкъосталца доацаш цо ше ший низаца эттӀадеш санна хеталора чӀоагӀа лаьтта, е мангал хьокхача хана къона дика гаьнилгаш овлаш а тӀехьа хьайоахаш мо хеталуш чӀоагӀа мангал хьокхар цо, е кадай, цӀаккха юха ца соцаш а кхо эрша бӀаьха болча хьокхаца кӀа оардар, хӀаьта цӀарацӀураш мо сувсар цун дӀаьха а чӀоагӀа а дола баламаш тӀара пхаьнаш.

Одаренный необычайной силой, он работал за четверых — дело спорилось в его руках, и весело было смотреть на него, когда он либо пахал и, налегая огромными ладонями на соху, казалось, один, без помощи лошаденки, взрезывал упругую грудь земли, либо о Петров день так сокрушительно действовал косой, что хоть бы молодой березовый лесок смахивать с корней долой, либо проворно и безостановочно молотил трехаршинным цепом, и как рычаг опускались и поднимались продолговатые и твердые мышцы его плечей.

ЦӀаккха из йист ца хиларо чӀоагӀа кура доалийтар цун балха тӀа цӀаккха а кӀаьд ца луш хилар.

Постоянное безмолвие придавало торжественную важность его неистомной работе.

Дика мужге вар из, нагахьа санна из айп долаш хиннавецаре, моллагӀа а йоӀ маьре гӀоргьяр цунга…

Славный он был мужик, и не будь его несчастье, всякая девка охотно пошла бы за него замуж…

Москве хьавоалавир Герасим, иккаш ийцар цунна, аьхки ювхае кафтан йир цунна, Ӏай ювхае кетар йир, нуви бели а денна дворник а ваь, Ӏохоавир из.

Но вот Герасима привезли в Москву, купили ему сапоги, сшили кафтан на лето, на зиму тулуп, дали ему в руки метлу и лопату и определили его дворником.

Юххьанца чӀоагӀа дезадаланзар цунна ший вахар.

Крепко не полюбилось ему сначала его новое житье.

Бера хана денз арарча балхашка, юртарча вахарга Ӏомаваьвар из.

С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту.

Ший ираз довро нахаца дӀа-са леладеча гӀулакхех ваьккха вола из, меттаза а дегӀаца дукха низ болаша хьаьнача лаьтта дегӀайоагӀа га санна хьалкхийра из.

Отчужденный несчастьем своим от сообщества людей, он вырос немой и могучий, как дерево растет на плодородной земле…

Городе хьавоалаваьча цо шийна фу леладу кхетадацар, — сагота хетар цунна лакхача баьца юкъера хьа а лаьца машиннаькъа вагона тӀа оттабаьча къонача теннача истара санна, — сийгаш юкъе дола кӀур а Ӏы а цун дерстача дегӀа тӀа а детташ, мичахьа буг ца ховш хехкаш бола уст мо, кхетацар из цу гӀулакхах.

Переселенный в город, он не понимал, что с ним такое деется, — скучал и недоумевал, как недоумевает молодой, здоровый бык, которого только что взяли с нивы, где сочная трава росла ему по брюхо, — взяли, поставили на вагон железной дороги — и вот, обдавая его тучное тело то дымом с искрами, то волнистым паром, мчат его теперь, мчат со стуком и визгом, а куда мчат — бог весть!

Бегаш санна хетар Герасима ший бе беза болх юрта цо баьча халача балхашта юхе; ах сахьата долла хӀама а даь доалар цун, тӀаккха коа юкъе юха а саце баге а гӀоттайийя, дӀа-юха ухача наха бӀара а хьежаш латтар из, цар ше кхеташ доаца ший гӀулакх къоастадар дог доахаш санна, е цхьан миӀинге дӀа а гӀойя нув а бел а гаьнна дӀа а кхессе, лаьца аькха санна бартал Ӏо а виже, дӀа-юха ца хьовш уллаш дуккха ха йоаккхар цо.

Занятия Герасима по новой его должности казались ему шуткой после тяжких крестьянских работ; в полчаса всё у него было готово, и он опять то останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех проходящих, как бы желая добиться от них решения загадочного своего положения, то вдруг уходил куда-нибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь.

Массадолча хӀаманга ма Ӏамий саг, хӀаьта юххера а Герасим а Ӏемар городерча вахарга!

Но ко всему привыкает человек, и Герасим привык наконец к городскому житью.

Дукха дацар цун гӀулакхаш, деррига а цун де дезар дар ков цӀена лоаттаделга, дийнахьа ши бешка хий дахьилга, цӀагӀа а кухне а доагаде дахча доаккхилга а чудахьилга а, наьха нах чу ца ухийтилга а бийсанна ха делга а.

Дела у него было немного; вся обязанность его состояла в том, чтобы двор содержать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой, натаскать и наколоть дров для кухни и дома, да чужих не пускать и по ночам караулить.

Ший декхараш дика кхоачашдора цо.

И надо сказать, усердно исполнял он свою обязанность:

Коа юкъе цхьаккха а цӀагарг а нувх а хилацар цун;

на дворе у него никогда ни щепок не валялось, ни сору;

хотта болча дийнахьа цунга дӀаенна моллагӀа еха йола хий кхухьа ворда яллийсачул тӀехьагӀа — цо белажгӀортайича ворда хьоаяь ца Ӏеш говр а меттахьа хьоайора цо.

застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под его начальство разбитая кляча-водовозка, он только двинет плечом — и не только телегу, самое лошадь спихнет с места;

Дахча даккха из велча диг зувзар цун, хӀаьта гоннахьа гӀолла шолхаши доси дӀа а ухар;

дрова ли примется он колоть, топор так и звенит у него, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья;

хӀаьта хийрача нахах аьлча, цкъа цхьан бус ши къу лаьца а лаьца цо цар кортош, полице бига ца безаш, вӀашагӀа дийттача денз, цун сий де баьлар нах;

а что насчет чужих, так после того, как он однажды ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не води, все в околотке очень стали уважать его;

дийнахьа лелаш бола къуйех а боацаш, ца бовза нах а къехкар цӀимхара дворник бӀаргавайча, шоаш хьекха цӀогӀарч цунна хозаш санна а хеташ, цӀогӀарч деттар цар.

даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики.

Кхыболча берригнешца а — цунах кхерар уж — лоацца гӀулакхаш леладора Герасима: ший болаш санна лоархӀар цо уж.

Со всей остальной челядью Герасим находился в отношениях не то чтобы приятельских — они его побаивались, — а коротких: он считал их за своих.

Кулга оамалах дора цар цунца къамаьл, цар яхар цо кхета а дора, хӀаьта шийга де аьннар дизза кхоачаш а дора, ший бокъонаш а йовзар цунна, цхьаккха а лоархӀавацар из хӀама даа Ӏохувшача моттиге Ӏоха.

Они с ним объяснялись знаками, и он их понимал, в точности исполнял все приказания, но права свои тоже знал, и уже никто не смел садиться на его место в застолице.

Хьалхара гӀулакхаш леладеш а цӀенхоштта а саг вар Герасим, доллача-хӀаман юкъе а, порядок хилар дезаш вар из;

Вообще Герасим был нрава строгого и серьезного, любил во всем порядок;

кхыметтел боргӀалаш а вӀашагӀлата яхьацар из волча, летача а во хьал дар царга!

даже петухи при нем не смели драться, — а то беда!

Нагахьа санна латаш бӀаргаяйча когаш хьа а лаьце, чарх мо кхеста а йийя, цаӀ цхьан оагӀорахьеи вож вокхазахьеи лостайийя дӀайохийтар цо.

Увидит, тотчас схватит за ноги, повертит раз десять на воздухе колесом и бросит врозь.

Коа лелаеш гӀажаш а яр барыня;

На дворе у барыни водились тоже гуси;

ховш ма дий гӀаж сонта а хьаькъал долаш а оалхазар долга;

но гусь, известно, птица важная и рассудительная;

Герасима дукха езар уж, царна гӀулакх а дора цо, кхоаба а кхоабар цо уж,

Герасим чувствовал к ним уважение, ходил за ними и кормил их;

гӀажа тара вар из ше а.

он сам смахивал на степенного гусака.

ЗӀамига цӀалг къоастадаьдар цунна кухнен тӀехьа;

Ему отвели над кухней каморку;

шийна деззача бесса ше тоадаьдар цо из, нажа ардакхех маьнги бир цо шийна боккха биъ ког а бегӀа — бокъонцарча турпалча сага маьнгех тара бар из: бӀаь пунт тӀайиллача а саттаргбацар из;

он устроил ее себе сам, по своему вкусу, соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырех чурбанах, — истинно богатырскую кровать; сто пудов можно было положить на нее — не погнулась бы;

маьнгена кӀал латташ тӀоаргац дар,

под кроватью находился дюжий сундук;

саьнга латташ иштта чӀоагӀа истол дар, хӀаьта истола юххе латташ иштта чӀоагӀа даь кхо ког бола гӀанд дар, Герасима а халла мара, хьалъайде ца могаш.

в уголку стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика — стул на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим, бывало, поднимет его, уронит и ухмыльнется.

Боккхача Ӏаьржача чӀегаца дӀакъувлар цо ший цӀалг;

Каморка запиралась на замок, напоминавший своим видом калач, только черный;

цу чӀега дӀоагӀа массаза а тӀехкарах Ӏо а элле, шийца леладора Герасима.

ключ от этого замка Герасим всегда носил с собой на пояске.

Ше волча нах ахар дезацар цунна.

Он не любил, чтобы к нему ходили.

Иштта дӀадаьлар цхьа шу, из шу чакхдоалаш Герасима зӀамиго зулам а хилар.

Так прошел год, по окончании которого с Герасимом случилось небольшое происшествие.

Дворник волаш цо гӀулакх деш йола къаьна барыня шира гӀулакхаш доахкаш а дуккха нах чулелабеш а яр: барзкъаш дутта кхалнах, дахчан пхьараш, барзкъаш тегараш хинна ца Ӏеш, аьса хӀамаш ю пхьар а вар, хьайбай а наьха а лор а вар, госпожана хьежаш цӀагӀара лор а вар, хӀаьта Капитон Климов яхаш когагӀирс бу чӀоагӀа къаракъ мола пхьар а вар.

Старая барыня, у которой он жил в дворниках, во всем следовала древним обычаям и прислугу держала многочисленную; в доме у ней находились не только прачки, швеи, столяры, портные и портнихи, — был даже один шорник, он же считался ветеринарным врачом и лекарем для людей, был домашний лекарь для госпожи, был, наконец, один башмачник, по имени Капитон Климов, пьяница горький.

Климовна шийна бокъо йоацаш ца тоам баьккха а ше лархӀа воагӀача бесса ца лоархӀаш а санна хетар, дийша а столицера саг а хетар, гӀулакх доацаш Москве, цхьанахьа йистте ваха а мегаргвоацаш.

Климов почитал себя существом обиженным и не оцененным по достоинству, человеком образованным и столичным, которому не в Москве бы жить, без дела, в каком-то захолустье,

Наькха тӀа бий а бетташ, хӀара дош къоастадеш оалар цо ше молаш дар духхьал гӀайгӀана молаш да, аьле.

и если пил, как он сам выражался с расстановкой и стуча себя в грудь, то пил уже именно с горя.

Духхьал цун цхьан ӀажагӀча бӀаргашкеи боабашка яр санна йолча меражагеи диллача тӀавилла хила кхелла волаш санна хеталуча ковна керттера волча Гаврил яхача сагаца барыня цунах (Климовах) къамаьл хилар.

Вот зашла однажды о нем речь у барыни с ее главным дворецким, Гаврилой, человеком, которому, судя по одним его желтым глазкам и утиному носу, сама судьба, казалось, определила быть начальствующим лицом.

ХӀаьтта мара цхьаннахьа улица юкъера хьа ца кораваьча Капитона талхарах хала хеташ къамаьл дир барыняс.

Барыня сожалела об испорченной нравственности Капитона, которого накануне только что отыскали где-то на улице.

— Фу хет хьона, Гаврила, — аьнна цӀаьхха къамаьл доладир цо: — Саг йоалайича бакъахьа яцар-хьогӀ вай цунна?

— А что, Гаврила, — заговорила вдруг она, — не женить ли нам его, как ты думаешь?

Тоавала а мегар из.

Может, он остепенится.

— Саг йоалае-м хӀана мегаргьяц?

— Отчего же не женить-с!

Мегаргья-те аьлар Гаврилас: геттара дика-м даьра хургда.

Можно-с, — ответил Гаврила, — и очень даже будет хорошо-с.

— ХӀаа; тӀаккха мала гӀоргйола цунга?

— Да; только кто за него пойдет?

— Нийса да.

— Конечно-с.

Вешта, хьона товр-м хургда.

А впрочем, как вам будет угодно-с.

Мичча бесса дале а, цхьан хӀаманна пайданна хила мег из; иттанена юкъера дӀавоаккхалург мичав из.

Всё же он, так сказать, на что-нибудь может быть потребен; из десятка его не выкинешь.

— Татьяна хозъеннай мотт сона цунна.

— Кажется, ему Татьяна нравится?

Духьал вала безам хиннабар Гаврили, хӀаьта а бордаш вӀашкатоӀадир.

Гаврила хотел было что-то возразить, да сжал губы.

— ХӀаа… Татьяна еха мара а езац, — аьлар барыняс тхьамках хьаж а яьккха: — хозий хьона?

— Да!.. пусть посватает Татьяну, — решила барыня, с удовольствием понюхивая табачок, — слышишь?

— Хоз, — аьнна араийккхар Гаврила.

— Слушаю-с, — произнес Гаврила и удалился.

ЦӀагӀа чувахачул тӀехьагӀа ший сесаг дӀа а эккхаяь, кора тӀа Ӏо а хайна, уйла йир Гаврилас,

Возвратясь в свою комнату (она находилась во флигеле и была почти вся загромождена коваными сундуками), Гаврила сперва выслал вон свою жену, а потом подсел к окну и задумался.

хьагучох бариняс цӀаьхха тӀадиллача декхаро уйла яйтар цунга,

Неожиданное распоряжение барыни его, видимо, озадачило.

юххера а хьал а гӀаттаь, Капитон хьавеха аьлар цо.

Наконец он встал и велел кликнуть Капитона.

Капитон хьакхаьчар…

Капитон явился…

Цар къамаьл шуга дӀахайталехьа Капитона йоалаеш йола Татьяна мала яр а барыняс тӀадиллача гӀулакхо ковна тӀавиллар воха хӀана вир а лоаццача дешашца аьлча бакъахьа хет сона.

Но прежде чем мы передадим читателям их разговор, считаем нелишним рассказать в немногих словах, кто была эта Татьяна, на которой приходилось Капитону жениться, и почему повеление барыни смутило дворецкого.

Вай лакхехьа дийццача бесса барзкъаш дутташ йола Татьяна (сов дика барзкъаш дуттар цунах лоархӀаш диткъагӀа дола барзкъа мара диттийтацар цунга) ткъаь бархӀ шу ха йола зӀамига, гӀийла аьрда басилга тӀа Ӏаьржа кӀаьд боаллаш кхалсаг яр.

Татьяна, состоявшая, как мы сказали выше, в должности прачки (впрочем, ей, как искусной и ученой прачке, поручалось одно тонкое белье), была женщина лет двадцати осьми, маленькая, худая, белокурая, с родинками на левой щеке.

Аьрда басилга тӀа Ӏаьржа кӀаьд хилар Эрсий мехка во лоархӀаш дар, ираз доацаш вахар хург хилара лоархӀар из…

Родинки на левой щеке почитаются на Руси худой приметой — предвещанием несчастной жизни…

Ший яхар дика да аьнна доккхал де йиш йолаш яцар Татьяна.

Татьяна не могла похвалиться своей участью.

ЗӀамига йолаш денз хало хьийгаяр цо,

С ранней молодости ее держали в черном теле;

болх шиннена хьалхара бора цо, хӀаьта из хьоасташ цхьаккха а вацар,

работала она за двоих, а ласки никакой никогда не видала;

тӀабувхача гӀирсаца во Ӏалашйора из, алапи кӀезига доагӀар цунна;

одевали ее плохо, жалованье она получала самое маленькое;

даьй боацараш санна бар цун; аьлий цӀен дӀоагӀашта тӀавилла, мегаргвоацаш хиларах юрта вита вола цаӀ даь воша хулаш вар цун, вож даь вежарий мужгий бар цун — уж бар цун беррига гаргара нах.

родни у ней всё равно что не было: один какой-то старый ключник, оставленный за негодностью в деревне, доводился ей дядей, да другие дядья у ней в мужиках состояли, — вот и всё.

Цхьан хана цӀи хазаь хоза саг яр из, цхьабакъда, хозал чехка дӀаяьлар цун.

Когда-то она слыла красавицей, но красота с нее очень скоро соскочила.

ЧӀоагӀа сабаре, кхераш саг яр из, ше бе-башха ца лоархӀаш яр из, кхыбарех, яллал чӀоагӀа, кхерар из.

Нрава она была весьма смирного, или, лучше сказать, запуганного, к самой себе она чувствовала полное равнодушие, других боялась смертельно;

Ханнахьа болх йистебаккхара мара кхы хӀаман уйла яцар цо, цӀаккха а цхьаннега а къамаьл а дацар цо, хьалхашка латте а барыняна ше ца йовззашехьа а дилла а барыня цӀи йоахар цо.

думала только о том, как бы работу к сроку кончить, никогда ни с кем не говорила и трепетала при одном имени барыни, хотя та ее почти в глаза не знала.

Герасим юртара хьавоалаваьча хана тенна дегӀ дола из бӀаргавоврах кхераенна цун дог гӀелдала сахьат даханзар, ший хур дора цо из бӀарга ца вов гӀерташ, ше йолча барзкъаш дуттача чехко Ӏочуйодаш хилча бӀаргаш а тоӀадийя йодар из.

Когда Герасима привезли из деревни, она чуть не обмерла от ужаса при виде его громадной фигуры, всячески старалась не встречаться с ним, даже жмурилась, бывало, когда ей случалось пробегать мимо него, спеша из дома в прачечную.

Юххьанца башха цун теркам беш а вацар Герасим, цул тӀехьагӀа цунна бӀарахьежа волавелар, тӀеххьара а вӀалла цунна тӀера бӀарг а баккхацар цо.

Герасим сперва не обращал на нее особенного внимания, потом стал посмеиваться, когда она ему попадалась, потом и заглядываться на нее начал, наконец и вовсе глаз с нее не спускал.

Дукха езаелар цунна из: юхь хоза хиларах, е болар хоза хиларах езаеларий а хац, из Далла хов!

Полюбилась она ему; кротким ли выражением лица, робостью ли движений — бог его знает!

Цкъа коа юкъе гӀолла дӀайодар из, шорттига крахмал хьакхаь йола барыня кофта хьал а лаьца…

Вот однажды пробиралась она по двору, осторожно поднимая на растопыренных пальцах накрахмаленную барынину кофту…

ЦӀаьхха цхьанне пхьарса голага гӀолла хьалаьцар из, тӀехьашкахьа юха а хьажаь, мухь баьлар цунга: Герасим латтар цунна тӀехьашка.

кто-то вдруг сильно схватил ее за локоть; она обернулась и так и вскрикнула: за ней стоял Герасим.

Тотакх санна вела а венна, хьоаста а венна, дошув даьккхача санна цӀог а ткъамаш а дола боргӀал мо дола цӀе олг дӀакховдадир цо цунга.

Глупо смеясь и ласково мыча, протягивал он ей пряничного петушка, с сусальным золотом на хвосте и крыльях.

Из дӀа ца эца елар из, хӀаьта а низагӀа дӀабе деллар цо из, корта а оагабаь, дӀахо ваьлар, тӀаккха цӀаькха юха а вийрза, безаман тӀара цхьа узам бир цо цунга;

Она было хотела отказаться, но он насильно впихнул его ей прямо в руку, покачал головой, пошел прочь и, обернувшись, еще раз промычал ей что-то очень дружелюбное.

из миччахьа яхача а цу кӀал вагӀаш санна цигга хулар из, цунна духьал ухар, велар, узамаш бора, кулгаш лестадора, че доалла лента хьа а даьккха дӀабе доллар цунна, нув хьекхаш цунна хьалхашкара дом дӀабоахар.

С того дня он уж ей не давал покоя: куда, бывало, она ни пойдет, он уж тут как тут, идет ей навстречу, улыбается, мычит, махает руками, ленту вдруг вытащит из-за пазухи и всучит ей, метлой перед ней пыль расчистит.

Мискача йоӀа ше фу дича бакъахьа да хацар.

Бедная девка просто не знала, как ей быть и что делать.

Дерригача ковна а кастта дӀахайра меттазача дворника леладу хӀамаш; Татьянаца бегаш бе а, бела а, Ӏоттараш е а болабелар.

Скоро весь дом узнал о проделках немого дворника; насмешки, прибауточки, колкие словечки посыпались на Татьяну.

Герасимаца бегаш бе берригаш а бахьацар: бегаш безаш вацар из; из волча моттиге цунга а хӀама алацар.

Над Герасимом, однако, глумиться не все решались: он шуток не любил; да и ее при нем оставляли в покое.

Раьза яле а еце а цо доал деш хилар йоӀ.

Рада не рада, а попала девка под его покровительство.

Массабола маьттаза нах санна хӀамах дика сакхеташ а, хӀаьта ше вож футтар деш дика кхетадеш а вар из.

Как все глухонемые, он очень был догадлив и очень хорошо понимал, когда над ним или над ней смеялись.

Цкъа хӀама дуаш багӀаш барзкъашта тӀайилла йола Татьяна хьаким цунах бехкаш даха йолаелар, хӀаьта сов цо ше готтъярах вокханна ше фу дергда хацар, елха сахьат а даханзар из.

Однажды за обедом кастелянша, начальница Татьяны, принялась ее, как говорится, шпынять и до того ее довела, что та, бедная, не знала куда глаза деть и чуть не плакала с досады.

Герасим цӀаьхха хьал а гӀаттаь, ший доккха кулг тӀадахийтар цун керта, хӀаьта вож гергьяь истола кӀал тоӀош чӀоагӀа унзара бӀара а хьажар из цунна.

Герасим вдруг приподнялся, протянул свою огромную ручищу, наложил ее на голову кастелянши и с такой угрюмой свирепостью посмотрел ей в лицо, что та так и пригнулась к столу.